Вечная память новопреставленной схимонахине Анисии
20 марта на 89-м году жизни отошла ко Господу насельница Введенского женского монастыря схимонахиня Анисия (Хохлюк Анна Симеоновна). Матушка была родом из Украины, с. Барсуки Винницкой области из многодетной крестьянской семьи. В 1938 году умер от инфаркта отец и семья осталась без кормильца.
«В семье было 6 детей, папа и мама. Старшая сестричка с 1920 года, а я была младшая, с 1928, — рассказывала о себе матушка. После меня было еще двое деток, но они умерли. Папа умер в 1938 году – мама одна нас воспитывала. С 5 лет я работала.
Перед войной всё забрали: корову, лошадь. Помню, в стакане было немного зерна – высыпали об стенку, чтобы ничего не осталось. Страшное было время: с полей убрали всю пшеницу, срезали подсолнухи, увезли запасы зерна. Мы ходили по полю, собирали ботву от подсолнухов, чистили ее, терли на терке и варили. Папа не соглашался идти в колхоз: «Я лучше умру, но в колхоз не пойду. Пусть все заберут». Мама плакала.
В доме зимой было очень холодно. Лед на полу, снег на стенах, хоть на санках катайся. Пар от дыхания шел — как холодно было. Привяжешь паклю на ноги – так и ходишь.
А однажды мы с братиком калачей накушались. У нас в доме была икона «Крещение Господне»: с одной стороны на ней изображен Господь, с другой — Иоанн Креститель, а сверху — Ангел Господень. А перед Ангелом – облачко – прямо как калач. Братик говорит:
— Анечка, чувствуешь, как пахнет в хате хлебом-калачем?
— Да, — говорю. Мы, ищем откуда запах идет.
— Анечка! Это же от иконы пахнет как калачем!
И начали лизать облачко-калач прямо на иконе. Помню, после войны мама пекла такие калачи.
У меня весь род верующий. Было тогда безбожие, но я никогда не боялась. Когда на поле садились кушать, всегда перекрещусь, да еду перекрещу. Бывало, даже говорили: «Аня, ты не боишься креститься?» Я отвечаю: «А что бояться. Ну, накажут. Бога надо бояться, чтобы Господь не наказал. А их что бояться?»
Храма в селе не было. Красивый белый храм Вознесения Господня, ему было около 150 лет, в 1938 году внутри спалили, а камни разобрали, из них построили мост.
Одна из наших монастырских сестер носила в детстве крестик, и кто-то рассказал об этом директору школы. Ее вызвали и спрашивают:
— Крестик носишь?
— Да, — отвечает. Те попробовали снять, но она прижала руки к груди:
— Хоть руки вырвете, но крестика не отдам. Умом буду креститься, но крестик не снимите.
Так ее и отпустили её, пожалели. А, спустя несколько лет, когда в селе построили храм, пришел этот самый директор, и сам покрестился, и детей привел, и дом свой освятил.
Помню, как начиналась война: налетели самолеты немецкие, вокруг все горит – за 30 километров видно. Слева село горит, справа — станция, вдали – склад… страшно. Кругом — дома в огне, поля с пшеницей – все горит. Страх! Страшный суд. Когда немцы наступали, они день и ночь ехали, кинут гранату в поле – все запалят. Все побито, дороги нет, вокруг – ямы, ямы.
Во время войны я посла скот. Такая маленькая, а по 10 скотинок одна водила, чтобы заработать денег и оплатить налог – немцам и нашим.
А однажды ночью к нам пришли партизаны – стучат: «Мы пришли попросить покушать». Спрашивают меня: сколько тебе лет? 5 или 6, а мне тогда было уже 14 – всегда маленькая была. Мама накормила их хлебом, картошкой. Чтобы не подвергать семью опасности, партизаны взяли обед с собой, а посуду потом оставили под кустом боярышника.
Они часто потом приходили. Так мы договорились: «Когда мы будем здесь,» — говорят, — «повяжем тряпочку на куст — пусть ваша доченька придет, посмотрит. Если тряпочка есть, пусть принесет покушать».
Так и ходила я всю зиму через поле, смотреть. Целый год варили партизанам супчики, и Господь не оставлял, давал нам и еду и одежду.
Когда наши пленные возвращались домой, проходили мимо села, просили покушать. Помню, мама посылала меня в поле за пшеницей. Наготовит им калачей, накормит, всем нальет с собой супа в дорогу. А как отдохнут, согреются, так и продолжали путь – кому 100, кому 200 километров идти до дома. Так каждый день, или через день приходили гости, а мама всех кормила. Молились Богу, чтобы нам давал пропитание – Он и не оставлял.
Когда война кончилась, я была в Донбассе. Помню, повезли встречать вернувшихся с фронта солдат. Мы все были одеты красиво, по форме, с цветами в руках… а вокруг – слезы. Кто встречал своих — слезы радости, но больше тех, кто так и не встретил. Матери по 8-10 сыновей провожали на фронт, тогда абортов не делали – боялись Бога».
За свою долгую многотрудную жизнь схим. Анисия перенесла 5 операций, удостоена медали «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
В 1994 году матушка поступила во Введенский монастырь, в 2003 году по благословению Высокопреосвященнейшего архиепископа Амвросия (Щурова) была пострижена в великую схиму.
Трудилась матушка на Преображенском подворье монастыря, несла разные послушания: на кухне, огороде, в ангаре. Она никогда не знала отдыха, до последних дней старалась хоть в чем-то да помочь сестрам, любила работать на огороде. Встречая сестер, или гостей, матушка каждому находила доброе слово утешения.
«Господи, благодарю Тебя, что Ты меня в монастырь взял, — говорила как-то матушка Анисия, — и батюшку благодарю, что он меня сюда принял. Живу сейчас, как в раю. Молитесь – Господь все будет давать вам, будет укреплять. А без молитвы жизни нет».
Вечная память новопреставленной схимонахине Анисии.
