Верую, Господи, помоги моему неверию
Первыми великомучениками были, пожалуй, Адам и Ева. Им, первенцам Божиим, единственным из всех живущих на земле знавшим благо и гармонию рая, довелось видеть как мучаются, озлобляются, заблуждаются и убивают друг друга их дети, лишенные райского целомудрия по вине родителей. Не это ли высшее мучение — с ясностью осознавать трагедию изгнания из рая, навязанную родителями вместо полноты любви своим детям. Что может сравниться с глубиной этих страданий?
Горечь неизбывной боли, лишь отдаленно напоминающая мучения Адама и Евы, испытываем и мы, когда умирают те, кто преданно смотрят нам в глаза, те, кто послушливо служат нам, безгрешные и беззащитные перед лицом смерти — наши домашние питомцы, ведь мы были созданы быть для них богами. Они уходят безропотно, принимая от нашей руки и это горькое лекарство, доверяясь нам и в смерти.
После грехопадения человека весь остальной сотворенный мир, мир природы, оставался в первозданном не падшем состоянии и не мог признать в помраченном грехом Адаме своего владыку. Солнце не хотело светить человеку, источники вод поить его, земля не давала своих плодов и не хотела носить человека, звери хотели его растерзать. И вот чтобы спасти человека — Бог помещает мир природы ниже уровня падшего Адама.
Преподобный Симеон Новый Богослов говорит: «Все твари, когда увидели, что Адам изгнан из рая, не хотели больше повиноваться ему, преступнику. Но Бог… сдержал все эти твари силою Своею, и по благоутробию и благости Своей не дал им тотчас устремиться против человека и повелел, чтобы тварь оставалась в подчинении ему, и сделавшись тленною, служила тленному человеку, для которого создана, с тем, чтобы когда человек опять обновится и сделается духовным, нетленным и бессмертным, и вся тварь, подчиненная Богом человеку в работу ему, освободилась от сей работы, обновилась вместе с ним и сделалась нетленною и духовною».
Как много символичного в этой лаконичной, почти черно-белой картине: священник и дьякон с большим напряжением, молча волокут на подвернувшемся удачно металлическом листе тело умершего Корсара. Длинным полем, к лесу, ноги проваливаются в снег, руки окоченели, нужно идти, пробираться вперед, вот к тем зеленеющим в белой дымке елям. Дошли… Лопаты ударяют о мерзлую землю, готовят последнее ложе, как утробу матери.
Благородно, в преданности и постоянной готовности служить, жил, благородно и умер.
И если бы не уверенная надежда на будущую встречу, боль была бы бессмысленной и не утоляемой.
Смерть противоестественна, к ней не привыкнешь никогда. Зря говорят: «Время лечит, привыкнешь». Как соединить разорванный белый лист? С этим разорванным миром только учишься жить, жить сознательно, не убегая от последствий того, в чем есть и твоя вина, глядя им в глаза, в эти преданные, доверяющие тебе себя даже в смерти, грустные глаза.
Смерть противоестественна, но не бессмысленна, она дается, чтобы нечто понять.. Вся наша жизнь, по сути, складывается из этих маленьких опытов любви и опытов утраты, разрыва единого целого, нашей единой общности. И это нужно сознательно нести, не позволяя расслабить себя унынием. И чем глубже разрыв, чем острее боль утраты, тем сильнее тяга к единству любви, громче сердечные взывания к Тому, Кто — Источник этой любви, Сам есть Любовь. «Как лань желает к потокам воды, так желает душа моя к Тебе, Боже!» (Псалом 41)
Мне часто доводилось гулять с Корсаром в лесу. И неизменно я ловила себя на ощущении, что пребываю в некоем ТАИНСТВЕ. Таинстве единения. Действительно, на душу низходил покой и гармоничная близость меня с… Корсаром, а через него со всей природой, для которой он был своим, а я — отдаленным чужаком, а главное — трепетно переживалось Присутствие Того, Кто Бог и для меня и для Корсара и для каждой былинки под моими ногами. Через Корсара Господь учил меня вдыхать аромат этого утерянного, и по моей вине тоже, райского единства.
«Тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих, потому что тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего ее, в надежде, что и сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих» (Рим. 8, 19-23).
Разве кто-то или что-то может разрушить узы любви, которой дышит весь мир? Разве любовь, связывающая нас, по воле Бога, может быть не вечной?
Верую, Господи, помоги моему неверию.
Монахиня С.