Пути обновления монашества. Архимандрит Эмилиан (Вафидис) проигумен монастыря Симонопетра на Св. Горе Афон.

Опубликовано Монастырь в

Преп. Антоний Великий

Статья  наместника святогорской обители (ныне на покое) архимандрита Эмилиана (Вафидиса) о современном состоянии монашества и путях обновления и возрождения монашеского идеала.   

Я попал в затруднительное положение, словно в западню, когда понял, что мне предстоит с этой кафедры говорить о путях, ведущих к обновлению и возрождению монашества. Мне сделалось страшно от одной только мысли — с удивлением для себя я осознал: монашество является сверстником и спутником нашей непорочной православной веры.
Но два обстоятельства укрепляли мое сердце — прежде всего желание выразить благодарность за оказанную мне честь и приглашение на эту конференцию. Кроме того, отчетливое понимание того, что придется делиться небогатым опытом своей жизни, добровольно проведенной в монастыре, столь богатом историческими традициями. Я всего лишь тень моего почившего старца и духовного наставника митрополита Триккского и Стагонского Дионисия, но все же изложу вам свои размышления о монашестве, поведаю заветные мечты относительно него. Мне часто приходилось говорить о монашестве как бы в неразумии (2 Кор. 11, 17) и действовать в стремлении поработать ему всеми силами души.

Сегодня нам предстоит беседовать об «обновлении и возрождении» монашеского идеала. Стало быть, мы признаем, что современное монашество слабо и пребывает в состоянии упадка. Конечно же, оно остается и всегда будет украшением нашей святой Матери Церкви, прекрасная единородная ее дщерь, в ризах позлащенных одеяна преиспещрена (Пс. 44,10). Однако имеющая нужду во многой материнской любви, заботе и жертвенности, чтобы всегда Царь желал ее красоты.

Следующим параграфом я хотел бы подчеркнуть, в чем бы мы смогли увидеть ту материнскую любовь Церкви, помогающей в возрождении древнейшего этого чина:

1. Правильное воспитание верующей молодежи и создание новых монашеских общин.

2. Осознание своеобразия аскетического духа и духа безмолвия в православном монашестве, который был признан Церковью на Соборах, принят всеми ее деяниями.

3. Признание монахами своего епископа как духовного предстоятеля монастыря, согласно канонам, подчинение ему и вместе с тем возвышение власти игумена.

4. Возможность согласовывать дух канонов с мнением епископа.

5. Регулирование возможностей и регламентирование путей миссионерской деятельности монахов .

6. Изыскание лиц, которые возьмут на себя труд по внутреннему управлению монастырями.

***

1. Монахи, часто немощные и необразованные, без духовного руководства, живут как могут или как найдут нужным. И никто их за это осудить не вправе. Бог является их сознательным или подсознательным исканием, но далеко не всегда переживанием. Монахи же, у которых уже сформированы мировоззрение и образ жизни, остаются косными, а порой и вовсе не поддаются изменениям.

Они могут спокойно жить, как птица, особящаяся на зде (Пс. 101, 8), однако не терпят притеснений, ограничений и посягательств новых законов, на которые всегда будут смотреть с подозрением и активно им противодействовать, независимо от того, живут ли они в общежительном или особножительном монастыре. Они, подобно узникам, предпочтут сидеть взаперти.

К таким монахам необходимо проявлять понимание, снисходительность, оказывать им духовную помощь, и если возможно, поддерживать советом, не напрямую, но через игумена.

Большинство старых монахов — люди благочестивейшие, однако любое вмешательство в их жизнь посредством законов или иным способом, из верных и тихих чад Церкви, какими они являются, обратит их во врагов и противников, либо вынудит вовсе бежать из своих обителей. Поэтому лучше таких монахов оставить в покое, чтобы они продолжали служить Богу как могут, согласно своим силам и пониманию.

Таким образом принесет добрый плод сила церковной взаимопомощи, свойственной духовно процветающим монашеским общинам, и будет проявлена солидарность с обстоятельствами, возможностями и направлением каждой общины или каждого монаха. Мы не хотим сделать одинаковыми все обители, приспособив их к нашему частному мнению, не стремимся ограничить их до такой степени, что монахи потеряют покой, впадут в уныние и возникнет угроза распада монастырей.

С другой стороны, мы попытаемся указать пути для создания новых монашеских общин из молодых, несформировавшихся и неопытных людей под руководством способных на то лиц (при наличии таковых). Известие о возрождении монашеского идеала может показаться старым монахам искажением понимания об истинном монашестве, нововведением. Но молодое вино требует новых мехов.

Правильное, здоровое, свободное, ненасильственное руководство молодежью, неодностороннее и вместе с тем святоотеческое, литургическое и богословское, весьма быстро вдохнет в нее новое дыхание, способное воплотить наши надежды за короткий промежуток времени в жизнь.

Наша молодежь легко поддается греху, и поэтому мы ей часто не доверяем. Однако, по мнению отцов ранней Церкви — Пахомия Великого и Василия Великого, составивших правила для монахов, монашеского общежития, по признанию отцов Пято-шестого Вселенского Собора (691-92 гг.), молодежь, вступившая с ранних лет на путь святости, податлива и способна «быть приводимой изначально ко исполнению всякого доброго подвига»1. Свидетельство тому — вся монашеская традиция Церкви. Конечно же, за этим кроется множество опасностей, но все же они не столь велики, чтобы из-за них преступать через предание отцов Церкви, возлюбившей подготавливать души с молодых лет и приносить их Создателю творения.

Этим я, разумеется, не хочу сказать, что необходимо поставить целью обращение всей молодежи в монашество. Монашество — плод, который пожинают жаждущие его. И это должно происходить со всяким благоразумием духовным, психологическим углублением и сознательной ответственностью.

Легче было бы нам рождать монахов! Но если нам предстоит потрудиться для возвышения монашества в душах, уже погрузившихся в суетный мир и воспитанных под влиянием его идей или же сформировавшихся так или иначе в монастырях старого образца, то многого мы вряд ли добьемся. Скорее задохнемся в поисках выхода, выпуская постановления, законы, уставы.

***

2. Итак, здесь мне бы хотелось сделать одно признание. Не только мирское мудрование чинит препятствия монашеству и его развитию, в исправлении коего должна проявляться забота пастырской деятельности нашей Церкви. Но и среди многих христиан существует широко распространенное и между тем абсолютно неверное, надуманное, преувеличенное представление о монашестве. Наделяя монашество вымышленными чертами, мы лишаем его простоты, подлинности, небесного обаяния и святоотеческого образа.

Длительный период упадка монашества и проникновение антропоцентрических течений в Православие послужили причиной глубокого изменения, произошедшего в сознании церковных людей в отношений осмысления ими монашества. Поэтому сегодня одна удачная проповедь или создание одного христианского братства почитается больше, чем тысяча ночей (моление на камне) святого Серафима Саровского.

Добро есть и естественно кричать на всю Грецию, призывая на поле жатвы души, способные к священству и к миссионерской деятельности, но боимся мы произнести хотя бы одно слово о монашестве: может быть, нас кто-то услышит и станет «беглецом» в монастырь, или возмутятся родители. И мы часто печалимся в душе, если кто-нибудь возьмет- и, конечно же, в юности — крест Христов и уйдет в монастырь, и осуждаем его как покинувшего дело Церкви.

Вместе с тем западное монашество в глазах некоторых верующих сияет, словно яшма или изумруд. Они смотрят на монаха и оценивают его с точки зрения трудолюбия, способности приноровиться к духу времени и удовлетворить потребностям текущего момента. Кроме того, западный монах располагает дипломом, жалованьем, пенсией.

Если человек, воспитанный на подобных представлениях, захочет вырваться из своей мирской жизни и придет в монастырь с мыслью остаться в нем, он непременно ощутит бремя этого воспитания: он увидит, как закрываются железные ворота обители, и подумает, что отныне «безвозвратно погребен под могильной плитой».

Убивая дух древнего монашеского идеала, мы погребаем всякую мысль об обновлении монашества, и это дух (который мы убиваем) — дух нашей Церкви. Решения Четвертого Вселенского Собора (451 г.) предписывают монахам «возлюбить безмолвие и предаться одному только посту и молитве в тех местах, где они поселились, и нисколько не заниматься ни церковными, ни житейскими делами и не собираться вместе, оставляя свои монастыри».

Следовательно, для обновления и возрождения монашеского идеала необходимо воззвание Святой Церкви к чадам Божиим и правильное понимание ими назначения и истинной цены монашества, которое есть воплощение евангельского идеала через безмолвие, очищение и обожение .

Понимание монашеского жительства как «света для всех людей»3 и восстановление или, точнее, возрождение современного христианина непосредственно от чистого духа древних пустынников и великих отцов Церкви, восприятие монастырской общины как «воинства Христова», по выражению Василия Великого4, а монаха — как воина, полностью обращенного к Богу, всей своей внутренней жизнью устремленного к Нему, сделает многих рачителями красоты монашества5. Монашество тогда откроется как живой совет Евангелия и путь к совершенству, начинающийся в недрах Церкви. Ею признанное и взращенное, оно послужит ей в силе и духе.

Если духовный человек станет судить о монашестве с богословской, экклесиологической и эсхатологической точек зрения и правильно понимать, что такое мистический путь духовной жизни, что такое путь подвижничества и мученичества, тогда вопрос можно считать решенным. Верное воспитание со стороны катехизаторских и молодежных христианских движений, издание и изучение в Церкви монашеских, святоотеческих и житийных текстов, установление благоговейными духовниками аскетического и любвепустынного духа в своих чадах значительно сократят путь к обновлению.

***

3. Третья по счету, но главная по существу предпосылка для расцвета монашества — это содействие преосвященных епископов Церкви. Епископ — отец и предстатель обители.

Монахи не испытывают затаенного недоверия и страха к епископам и без подозрительности выполняют их указания, когда те, дерзнем со смирением отметить, являют свою подлинную любовь к монастырям через признание подвижнического образа жизни монахов и через свободу, которую они предоставляют обителям. А также когда они не утаивают о монашеском делании в своей епархии и гордятся им перед всеми, когда они с уважением относятся к монашеству как идеальному пути христианина, когда они воспринимают монашество как духовную мощь, способную противостоять законам мира сего, когда они в качестве ориентира предлагают верующим не только практическую и внешнюю стороны христианской жизни, но и внутреннее делание, когда они помогают монахам, предоставляя им свободу (а не произвол!), которая согласуется с Божественными установлениями, на что указывают Предание и святые каноны, когда они не заставляют монахов приноравливаться к нуждам епархии, отождествляя монашество со священством.

Монастырь не должен быть одним из формальных учреждений митрополии. Пусть игумен принимает свой сан пожизненно без повторения выборов, которые вносят раскол в монастыри. Пусть он будет признан, как это было всегда, управляющим братией, который пасет своих овец не только с любовью и властью (см. Тит. 2, 15), но и прибегая за советом (см. Притч. 31, 4) к братии. От него зависит, будет ли расцвет в монастыре или нет. Для духовного подъема монастыря важен авторитет игумена, ибо тогда он, по меньшей мере, будет подавать монахам пример, высотой своего духа звать их за собой, увлекать своей святостью.

Тогда прекратятся попытки основания независимых от митрополии монастырей и скитов. Сам епископ будет признан всеми общим отцом обители. Его мнение и молитва будут иметь большое значение для монахов, которые, подчиняясь ему, будут для него «слухом, и зрением, и устами, сердцем и душой».

На такой монастырь изобильно прольется благословение Божие. Целое воинство тех, которые следуют за Агнцем, куда бы Он ни пошел (Откр. 14, 4), появится у епископа в его епархии, воинство земных ангелов, наполняющих воздух славословиями и помогающих владыке в его служении. Монахи следовали за Святыми отцами Церкви и на Вселенские Соборы. Так на последнем, Седьмом Вселенском Соборе (787 г.), присутствовали сто семнадцать игуменов и монахов. Зачем же, спрашивается, Церкви лишать себя такой силы?

***

4. Возрождению монашества, несомненно, сможет поспособствовать старание приспособить монашескую жизнь к измененной психологии современного человека и потребностям человека образованного. Ежедневный монастырский график не должен, подобно дорожному катку, стирать все особенности характера человека и уничтожать его личность.

Монах не должен быть лицом безвольным, лишенным собственного мнения. Посильные труды и занятия могут помочь монаху в духовном делании. У каждого монаха должно оставаться достаточно времени для умного делания изучения аскетической литературы. Образование должно поощряться, послушание — быть с рассуждением, свободой и сильной любовью.

Необходимо время и для чтения книг Священного Писания и святоотеческой литературы. Пусть богословские сокровища прольют свет на ежедневные проблемы. Догматы Церкви есть опора для благочестия. Церковный устав должен соблюдаться по его духу. Святое Причащение пусть совершается так часто, как это установили святые каноны. Дух и смысл служения стоит ежедневно разъяснять монахам. Продолжительная молитва есть главный критерий духовности. К молодежи необходимо относиться с уважением, а дух энтузиазма укреплять. Высокая духовная жизнь и созерцание славы Божией должны рассматриваться как высшая цель монашества. Сами условия и обстоятельства будут показывать необходимость приспособлений и изменений в монастырском укладе, достаточно чтобы они не противоречили канонам и вводились с согласия епископа и братии.

***

5. Миссионерская, благотворительная и общественная деятельность монастыря должна играть существенную роль в обновлении монашеского идеала. Мы не можем в наше время отрицать необходимость такой деятельности, но она пусть удерживается в определенных рамках, как на то указывает четвертое правило Четвертого Вселенского Собора. Подобная деятельность осуществляется с благословения епископа. Конечно, только тогда, когда он разрешает эту деятельность, но и не привлекая к ней монахов без их собственного желания и без согласия игумена .

Такого рода деятельность должна происходить так, чтобы не нарушать монашеское устроение взявшегося за нее инока, не вносить смуту в жизнь братии. Необходимо, чтобы святые обители чувствовали себя в этом отношении в безопасности. Только тогда они смогут без смущения приступать к таким занятиям и иметь успех в них. А изобильная благодать Святого Духа, подобно водам реки, устремится выйти из берегов, утоляя жажду не только монашеских душ, но увлекая за собой и других.

Устав монастыря упорядочит пути и границы миссионерской деятельности, которая никогда да не считается целью иноческой жизни.

***

6. Подчеркнем особо, что возрождение монашества в основном есть дело не законов и мер, но лиц, живущих этим высоким идеалом.

Для проповеди святая Церковь должна подыскивать людей, благоговейно относящихся к Преданию, но вместе с тем не чуждых и современной действительности. Если отыщется такой человек, то пусть Церковь не спешит посылать его на проповедь, но прежде вдохновит его стремлением к отшельнической жизни и беседе с Богом. Если мы посмотрим на примеры возрожденных монастырей, то увидим, что в большинстве случаев восстановление обители произошло благодаря внутренней работе одного человека, собравшего вокруг себя учеников. Такие люди благодатью Божией всегда будут притягивать к себе души, рождать монахов, населять пустыню подвижниками, а Церковь — служащими ей, открывать присутствие Бога и свидетельствовать о Царствии Небесном.

В заключение еще раз напомним, что мы дерзнули высказать свое личное мнение и свои сокровенные пожелания относительно возрождения монашеского идеала и монашества, этого стройного и плодоносного древа Церкви. Во многих случаях нам приходилось защищать монашество в нашем уповании (1 Пет. 3, 15), потому что порой через шлифование аскетического жития — тесных врат и узкого пути (см. Мф. 7,14) — оно подвергалось опасности порчи. Мы сказали вслух о своей глубокой боли по поводу увядающей силы монашества и о вызванном этим ожидании его расцвета — этого «света для всех», верного стража Церкви.

Пусть отыщутся подходящие личности, которые по благословению Церкви возьмутся за содействие возрождению монашества, постигнут непостижимые глубины и неповторимые тайны благочестия (1 Тим. 3,16), станут молиться об этом днем и ночью предстательством святых пустынножителей, благодатью Бога Отца в Духе Святом, через Господа нашего Иисуса Христа.

Исследование путей восстановления древнего канонического управления монастырями и общежительного начала.

Монашеская жизнь берет свое начало в подвигах отшельников и пустынников. Ее корни уходят в глубину веков, к древнейшим аскетам, которых мы встречаем в их же родных городах со времен апостолов. Монашеская жизнь наполняла весь Восток, а впоследствии была перенесена Афанасием Великим на Запад.

И на Востоке, и на Западе имело место воплощение евангельского идеала, и всеми признано, что именно ему Церковь обязана своими духовными достижениями. Начиналась подвижническая жизнь в пустынях. Спустя некоторое время Церковь через своих великих отцов признала монахов причастниками благодати и мучениками, а монашескую жизнь — жертвой и всесожжением Богу, похвалой и гордостью, «самой высокой ступенью», «ремеслом, объявшим небеса».

Из первоначальной формы аскетической жизни — проживания в городах произошло отшельничество, затем при Антонии Великом возникли лавры, а при Пахомии Великом — общежительные монастыри, достигшие совершенной формы при Василии Великом. Согласно ему, монахи, живущие в общежитии, подражают Самому Христу, Который «составил череду учеников — апостолов и им все, в том числе и Самого Себя, предоставил в общее пользование».

Монашескую жизнь отождествляет с апостольским путем в своих трудах Антоний Великий, об этом говорится в чинопоследовании пострига в ангельскую схиму, с этим соглашается и святоотеческое церковное Предание, украсившее свою историю духовной бранью и достижениями на этом поприще преподобных отцов, подвизавшихся в пустынях, пещерах и общежительных монастырях.

Признавая монахов «воинами Христовыми» (так их называл Василий Великий), монастыри — надежными укреплениями, а монашескую жизнь — средоточием евангельского совершенства, святоотеческой мудрости и вселенского духовного опыта, Церковь не только сохранила себя, но вместе с тем и сформировала, укрепила, усовершенствовала и превознесла монашество и, конечно же, общежитие.

Так, на Лаодикийском Соборе (364 г.) было постановлено включить в «церковный чин» и монахов (правило 24), то есть так был решен вопрос о церковном статусе монашества. С тех пор собравшиеся вокруг игумена иноки стали уже не некой частной группой, но живым членом Церкви, частью Церкви Соборной.

Гангрский Собор (ок. 340 г.) в своих определениях проявил заботу о преодолении трудностей, вставших перед монашеством, о сохранении его как института Церкви, о предотвращении искажений основных его понятий и разного рода злоупотреблений (правила 9,10,12-19 и 21).

На Четвертом Вселенском Соборе (451 г.) Церковь постановила, чтобы монахи не отвлекались на мирские попечения и не привлекались государством к исполнению военных обязанностей. Тогда же были оговорены меры в случае отпадения монахов от своего епископа, происходящие по «дерзости или невменяемости» (правила 3,4, 6-18,29 и 24).

На Пято-шестом Соборе (691-92 гг.) были оговорены возрастные рамки для пострига, подтверждена возможность подвижнической жизни для юношей, проявлена забота об истинной монашеской жизни и обеспечении безопасности монастырям (правила 40 — 47 и 49).

На Седьмом Вселенском Соборе (787 г.) было уделено внимание предупреждению разного рода отклонений в монашеской среде (правила 4, 5, 11-14 и 17-22), а на Перво-втором Соборе в Константинополе (861 г.) Церковь ограничила произвол (правила 1-4, 6, 13), существовавший в то трудное время вследствие раздоров между игнатианами и приверженцами патриарха Фотия. Кроме того, установила срок послушнического испытания (правило 5). Из правил Карфагенского (419 г.) и Второго Собора в Святой Софии (879 г.), а также патриархов Никифора и Николая следует, что Церковь заботилась и о многих других сторонах монашеской жизни.

В четвертом правиле Четвертого Вселенского Собора и в первом и тринадцатом, правилах Перво-второго Собора были сформулированы канонические правомочия епископа, определены отношения епископа с обителями и подтверждена в духе Церкви подлинная во Христе свобода монастырей.

В четвертом правиле Четвертого Собора и в третьем Перво-второго, а также в постановлениях Пахомия Великого и Василия Великого говорится об особой благодати, которой наделен игумен, определены каноны, по которым он должен управлять общежительным монастырем.

Итак, давайте рассмотрим следующие пункты:

1. Формирование общежительного монастыря.

2. Свобода монастыря и самоуправление в нем.

3. Отец игумен монастыря.

4. Управление монастырем.

Общежительное устройство

Василий Великий, хотя и восхваляет жизнь пустынническую, однако, сравнивая ее с общежительной, заключает: «По многим причинам я предпочитаю образ жизни большего числа монахов». В подтверждение сказанного он перечисляет преимущества общежительного устроения монашеской жизни, которое он считает наиболее совершенным. «Что сравнится с этим устройством? Что блаженнее? Что благодатнее?» — восклицает сей Святой отец. Монахи, живущие в общежительном монастыре, «в точности подражают устройству, которое было у Христа и апостолов». «Это устройство подобно небесному и стоит ничуть не ниже ангельского».

Согласно Иоанну Лествичнику, общежитие — это «земное небо», «удобный путь как для сильных, так и для слабых».

Александрийский патриарх Сильвестр (1566-1590) писал в 1579 г., обращаясь к монахам Патмосского монастыря в честь святого Иоанна Богослова : «…и ныне сколько монастырей и лавр, которые можно видеть от Синайской горы, Иерусалима и Афона до Метеор и вокруг них… живут в общежитии и имеют в сердцах одно желание и одно устремление». Затем продолжает: «Скажите мне, возлюбленные, какой светлостью и плодами обогащает монаха особножительство для душевного спасения? Ничего, кроме многочисленных забот и житейских попечений». Он считает, что монах, живущий в особножительном монастыре, лжет против Господа; по той же причине в следующем году патриарх Иерусалимский Софроний восхваляет монахов за их согласие жить в общежитии, ибо «зло не преодолеет стены общежительных монастырей».

Благочестивейший монах афонского монастыря Дионисиата Феоклит называет особножительное устройство болезнью и подделкой монашества и пишет: «Уставам Православной Церкви особножительное устройство не знакомо».

Патриарх Эфиопский Феофил, посетивший в 1955 г. Святую Гору, был поражен, что насельники девяти монастырей живут там особножительным устройством: «У нас в Эфиопии тысячи монастырей, но особножительный устав нам неизвестен». На Западе, продолжал он, «существует более двух тысяч монастырей, и ни одного оснобножительного. Оснобножительное устройство нигде не узаконено».

Особножительный устав оправдывает слабости и культивирует страсти. Напротив, общежительное устройство работает над обожением человека путем взращивания в нем добродетелей и соблюдения трех монашеских обетов: девства, нестяжания и послушания.

Через девство мы стремимся к умерщвлению похотей, приобретению бесстрастия и непрестанному подражанию Богу, запечатлению Его образа и уподоблению Ему. Следовательно, всякие обстоятельства и заботы, мешающие этому непрестанному созерцанию, и наслаждению, и мистическому сопричастию Богу, упраздняют исповедание девства.

Вторым обетом, нестяжания, мы стремимся к освобождению от всякой заботы и попечительное. Не только приобретение вещей, собственности, но и иная деятельность, связанная с миром и осуществляемая без серьезных на то оснований — налогообложение, заботы о разных внешних делах, столкновения и недоразумения, споры и раздражительность по отношению к братии, собратиям, начальникам и власть предержащим — могут положить конец достижению добродетели нестяжания.

Наконец, послушание подразумевает умерщвление собственных хотений, целью чего является конечное освобождение желательного начала и доведение добродетели до совершенства. Послушание делает монахов согласными и единодушными с игуменом, способными с благоразумием отказаться от своего «я» и получить за это воздаяние от Бога. Разногласия, демократические устремления, система голосования, выбора по большинству голосов, заключение соглашений, собственный образ мыслей и ритм работы, а также все, что препятствует подчинению, единению, миру — все это противоречит духу закона послушания.

Монах, который делает все свои дела перед очами Божиими, выковывает в кузнице общежития свое спасение и получает свободный вход в Царствие Небесное. Неизменность начал монашества, стабильность церковных канонов, определяющих жизнь общежития, которое принимает чад Божиих под свое крыло, свобода от вторжений извне и уз, изменений и перемен обеспечивают монахам чувство надежности и покой для духовной брани и восхождения к Богу.

Самоуправление в общежительном монастыре

Самоуправление монастырей гарантирует все, о чем мы говорили выше. Когда мы говорим о самоуправлении, то вовсе не имеем в виду самоуправство и необузданность, нарушение вековых начал и церковных канонов, но, напротив, почитание начал и хранение канонов.

Монастырь находится под канонической властью епископа, который наблюдает за управлением, выносит решения по всем нарушениям и контролирует чистоту веры. Его правомочия проистекают из высоты его сана, согласно которому епископ является образом главы Церкви, стражем веры и церковного единства. Все эти положения ясно изложены и перечислены Святыми отцами Церкви в святых ее канонах.

Православное монашество всегда было маловосприимчивым к преобразованиям. Ибо оно — откровение евангельской тайны, переживание проповеди Господней, сама открывшаяся истина, а истина неизменна. Поэтому и монашество не подлежит изменениям и им никогда исторически существенно не подвергалось (мы имеем в виду православное монашество), но, наоборот, на протяжении веков оставалось всегда самим собою. Следовательно, не существует никаких причин для изменения отношений между монашеством и властью. Каноны неотменны, и в них вся полнота в отношении монашества. В мире, где все течет и изменяется, собирается и расточается, монашество пребывает неизменным.

Несмотря на это, уже сама тема нашего разговора так, как она была заявлена, показывает, что наступило некое колебание в отношениях монашества и епископской власти, произошло нарушение внешних начал управления святыми обителями и возникает необходимость обращения к древней канонической форме управления.

Итак, во-первых, напомню, что, вопреки четвертому правилу Четвертого Вселенского Собора и первому Перво-второго Собора, установившим подчинение монахов своему епископу, Церковь всегда поддерживала систему ставропигиальных монастырей , которая, как кажется, входит в противоречие с этими правилами. Но, что важно, повсюду стало много ставропигиальных монастырей как раз по той причине, что, вероятно, именно эта система сохраняла дух древних канонов.

Цари и патриархи, а также и сами епископы основывали именно ставропигии, дабы «не был короток их век» и с тем, чтобы «устранить всякие заботы от монашествующих». Они организовывали их как «самоуправляющиеся и независимые и не подчиненные ни царям, ни патриархам, ни… митрополитам и архиепископам, ни… архимандритам и игуменам, и вообще никаким людям». При этом назывались обители «ставропигиальные», они были украшены патриаршим именем и им укрепляемы. Так монастырям предоставлялась возможность избегнуть всякой зависимости от властей.

Действительно, согласно древней традиции монастырь управлялся, «будучи во всех отношениях свободным, и во внутренних, и во внешних делах».

Известно, что Афанасий Великий, в епархии которого было много монахов, несмотря на свои постоянные контакты с ними, никогда не вмешивался в их жизнь. Так же, как и все другие Святые отцы, поступали и Иоанн Златоуст, и Василий Великий, наполнившие пустыню монахами. Только патриарх Фотий однажды попал в затруднительное положение, когда поколебался порядок церковный и монахи повсюду вышли на дороги.

Также хорошо известно, что в установлении святогорских канонов церковные власти участия не принимали. Церковный историк Петракакос риторически вопрошает: «Если бы Святая Гора не пользовалась на протяжении всех веков самоуправлением, то что бы там осталось, кроме, может быть, земельного владения?» Конечно же, те уклонения, которые случаются на Святой Горе и действительно ей вредят, все же не отменяют ее законоположений. Церковная история показывает, что монашество процветало только тогда, когда было свободным.

Блаженнейший архиепископ Афинский Иероним в плане, составленном в начале своего архипастырского служения, отмечал: «Следует признать, что вмешательство местной церковной власти в монашескую жизнь, которое происходит сегодня, является препятствием к её развитию».

Для Греции эта проблема возникла с освобождением от турецкого ига. В течение целых десятилетий Греческая Церковь переживала драматический период своей истории при ужасающей безграмотности народа и внутренних беспорядках. Она вела отчаянную борьбу за свою организацию.

В этот период по соглашению с баварским правительством и под его давлением или принуждаемая правительственными распоряжениями Церковь лишила монастыри их самостоятельности. И это при том, что многие монахи проливали свою кровь и отдавали жизнь за освобождение Церкви и греческого народа.

Если проделать экскурс по провинции в нашей епархии, то мы обнаружим целый ряд монастырей, которые до сих пор стоят в развалинах как раз потому, что участвовали в этой борьбе за освобождение. Церковь и не вспомнила о них, разве только когда нужно было составлять списки нуждающихся в охране и реставрации памятников культуры.

Тогда, 16 июня 1836 г., Церковь:

— ликвидировала старые печати монастырей и заменила их новыми, похожими по форме, образцы которых сохранились до сих пор;

— ограничила земельные сделки монастырей (1833 г.);

— ввела финансовые отчеты и составление предварительных смет (1846 г.);

— ввела утверждение разрешений на выход монахов из монастырей и их передвижение (1853 г.);

— издала распоряжение, запрещающее монахам учиться в университете и гимназиях столицы (1855 г.);

— ввела налог в пользу церковных школ и преосвященных иерархов (1856 г.);

— ввела пятилетнее ограничение игуменского служения (1858 г.);

— ввела ограничения возраста для пострига — с двадцати пяти лет (1848 г.).

Что же побудило к подобным реформам? Зачитаю выдержку, оправдывающую посягательства на контроль финансовых отчетов доходов и расходов Священным Синодом (1897 г.): «Существующие у нас монастыри прежде исполняли свое предназначение, так как монахи, с одной стороны, заботились о спасении своих душ… а с другой, были очень полезны и обществу… через гостеприимство и разнообразную благотворительность… Но в наше время полезные государству монастыри в большинстве случаев не соответствуют своему изначальному назначению».

Теперь процитирую, что писал Священный Синод в оправдание введения двадцатипятилетнего возрастного ограничения пострига (ибо каноны имеют весьма отличное от этого мнение по вопросу): «Некоторые из призывников, чтобы избежать исполнения воинской обязанности перед законом… без прохождения монашеского искуса… заявляют, что они освобождены от исполнения воинской повинности как уже постриженные в монахи … Итак, мы запрещаем постриг ранее этого возраста, потому что многие люди хотят стать монахами по единственной причине — во избежание исполнения воинской повинности». Вот вам примеры пренебрежения церковным уставом, правилами Церкви, Святых отцов и Вселенских Соборов.

Чтобы показать, каким духом управлялась в это время наша Церковь, я расскажу вам только один случай. Сохранился приказ царя Оттона к Священному Синоду (1834 г.), который должен был быть приведен в действие. Что же сказано в этом приказе?

1) Упразднить все женские монастыри, за исключением трех, самое большее четырех. Остальные излишни, так как они никакой пользы не приносят.

2) Упразднить все монастыри, в которых менее тридцати монахинь.

3) Монахини, не достигшие сорокалетнего возраста, должны быть призваны местным епископом отказаться от монашеской жизни и вернуться в мир. Синод обязан предписать епископу от своего имени, что это следует выполнить беспрекословно.

4) Монахини старше сорока лет, поскольку не могут выйти замуж, свободны либо выйти из монашеского сословия, либо переселиться в один из оставшихся монастырей. Вы чувствуете, что за дух господствовал тогда и что было причиной происходивших изменений. Интересно, что это законодательство действует и поныне, и ему следуют ежедневно монахи в Греции, будто живя в девятнадцатом веке, будто монастыри все еще не выполняют своего предназначения, будто не бежали управлявшие тогда нашей страной баварцы.

С тех пор преосвященные митрополиты со всей доброй верой и совестью перед Богом видят себя непосредственно ответственными за благосостояние монастырей и по сути их управляющими. Но монахи весьма чувствительны к этому положению, потому что они, видя результаты, знают, что без свободы монастырь не может ни родиться, ни возродиться, ни выжить.

Монастырь — это семья со своей обособленной жизнью, со своим собственным порядком. Он не может без ущерба принять нововведения и новые порядки или перейти к более широкому устройству. Это не означает, что монастырь — это некая «разбойничья шайка», которая делает все, что ей заблагорассудится, и не признает церковных властей и апостольских прав епископа. Епископ во всякое время может на основе канонов покарать беззаконный и неканоничный монастырь, а также остановить все, что в нем происходит неблаговидного и против правил, ибо Бог не есть Бог беспорядков.

Церковь управляется епископами. Епископ имеет благодать и ее он передает игумену. Если бы епископы не были такими, какими их желает видеть Церковь — всегда на высоте, наделенными властью видимой, образом невидимого Христа, главой Тела Церкви, тогда наша Церковь не смогла бы жить церковной жизнью.

В это мы искренне верим. Но часто мы, все монахи всех монастырей, чувствуя потребность обратиться к епископу, просить его любви, совета, наставления, молчим, потому что боимся, что в следующий раз он сам нам скажет свое мнение, требуя от нас его исполнения. Конечно, мы чувствуем, что сами по себе не самодостаточны, но наша нерешительность заставляет нас самих идти вперед даже тогда, когда мы не уверены в том, что мы думаем и действуем совершенно правильно.

И если игумен тратит свои душевные силы и время, если у него болит сердце о том, чтобы заручиться во всем согласием епископа и достигнуть единодушия с ним, тогда он будет постоянно испытывать тревогу и неуверенность. Каждое вмешательство, если ему не предшествовало каноническое нарушение, будет одной глубокой раной. Ведь давайте задумаемся над тем, что епископ по необходимости загружен тысячью обязанностей духовных, организационных, общественных, благотворительных, политических, внутренних и т. д., которые по своему внутреннему содержанию обычно отличны от нужд монастырей. Монах живет за пределами всего этого и потому, без сомнения, его сердце находится в ином состоянии.

Сотрудничество монастыря с епископом должно проистекать от желания братии. Тогда братия не может не почувствовать нужду в епископе и считать его присутствие честью для себя.

Через благословение епископ может передать игумену радость и покой на беспрепятственное управление вверенными ему Богом душами, и монастырь станет местом чудес десницы Всевышнего, средоточием богоделания и богосозерцания.

Отец общежития

Самый важный момент для монашества — это личность игумена, который должен быть «началом всякого блага» , нестяжательным, безмолвным, знатоком Священного Писания, ничего не ставящим выше любви Божией, научающим души возлюбить Бога, «не игуменским достоинством украшенный, но сам его украшающий».

Игумен вдохновляет братию и будет ее вдохновлять до конца своей жизни. Поэтому Василий Великий запрещает создавать две обители в одной деревне, ибо человек не может иметь более, чем одного достойного предстоятеля, вокруг которого вращается целый мир. Такое устроение дел в епархии — дар Божий и хвала епископу.

В постриге совершается соглашение монаха и игумена -это договор с Богом, а также неразрывная и постоянная связь между ними.

Игумен становится, по словам Григория Нисского, целью нашей жизни, целью монаха. «Пусть ему подражают и седые старцы, и юноши, подражает и старость в юности, и юность в старости». Святой Феодор Эдесский также говорит: «никто да не удаляет тебя от его любви и общения с ним». Пусть никто не удаляет тебя от любви игумена, помня о том, что он является путем спасения монаха.

Согласно Симеону Новому Богослову, верующий, «глядя на него, думает, что видит Христа; находясь вместе с ним и следуя за ним, он верит, что на самом деле находится с Христом и следует за Ним. Такой монах не имеет желания с кем-либо другим говорить, о ком-либо другом памятовать и кого-либо другого любить». «Словно он видит Самого Христа и с Ним беседует, такое подобает ему иметь к игумену почтение и учиться у него всякой пользе», — продолжает святой Симеон.

Понятно, что в наши дни его слова могут быть восприняты как своего рода выдвижение культа личности. Но Святые отцы придерживались именно такого мнения. Руководством и молитвами игумена спасается послушный монах, говорит святой Феодор Студит. «Умрем же ныне, чтобы жить с этим человеком, который право нас в жизни ведет», — так отзывались монахи о святом Пахомии.

Расцвет духовной жизни начинается всегда вокруг яркой духовной личности. Возрождение монастыря немыслимо без личности игумена, который умеет любить, жить во Христе и управлять.

Управление общежитием

Переходим к последнему разделу. Игумен управляет братией по Божественному праву. Монахи выказывают ему свое полное послушание, которое относится непосредственно к Самому Богу. «Они стараются исполнять его распоряжения так, словно получают их от Самого Бога». Игумен наделен «всякой властью и правом», — говорит святой Афанасий Афонский в своем «Завещании».

Благословение игумена распространяется на всю братию. Но он ни в коем случае не управляет нерассудительно и самочинно. Он — отец истинных чад, руководитель во Христе, он ответственен за будущее братии. Для братии он носитель воли Божией и духа православного Предания.

Монахи «подчиняются его мановению руки». При этом игумен, как мы уже сказали, не действует, невзирая на лица и самочинно. Он не может «делать ничего без совета с ними и без их одобрения, но с одобрения, совета и рассуждения избранных братий».

Следовательно, управление монастырем — это не демократия, но единовластие игумена. Но, повторяем, игумен не управляет, исключительно опираясь на свое собственное мнение. Его воля неотделима от воли братии.

Он всегда управляет на основании устава монастыря, в сотрудничестве с «предстоящими из братии», по слову Василия Великого, и стоит во главе Совета старейших монахов, который является хранителем традиции и совести братства. Из числа тех же «предстоящих» выбираются советники игумена; они являются его непосредственными сотрудниками, а также выполняют функцию исполнительного органа «предстоящих» и самого игумена.

В серьезных случаях всегда бывает собрание всей братии.

Управляя монастырем, игумен всегда думает о своем преемнике, учитывая и мнение братии (ведь она избирает его!), ибо «нужно выбрать самого достойного, подходящего для управления словесным стадом, любимого и почитаемого всеми или, по крайней мере, большинством».

Специально нужно сказать о женских монастырях. Им полезно иметь некую свободную опеку мужского монастыря, чтобы не лишиться старца и служащего священника. Эта традиция была распространена раньше повсеместно. Нужно восстановить тот порядок, который поддерживался в древних монастырях святого Пахомия и соблюдался почти повсюду в дальнейшем. Примером тому — женский монастырь в Дивеево, где духовно опекал сестер святой Серафим Саровский, или, уже в наше время, Благовещенский монастырь на Патмосе, пастырское попечение о котором нес блаженнейший старец Амфилохий Макрис (+1970).

Мы не имеем в виду устройства подворий женских монастырей, но просто покровительство женскому монастырю со стороны мужского. Когда обитель опирается на одного своего старца, то часто остается в целом незащищенной.

При решении общих вопросов и серьезных проблем хорошо, чтобы собирались вместе игумены или представители всех монастырей округа. По словам Василия Великого, пусть имеет место «собрание в определенные сроки и в определенных местах». Оно выявит ошибки и примет правильные решения. Это будет подобно тому, как, согласно канонам, проходят с определенной регулярностью архиерейские соборы. Так же нужно устроить и в монастырях. Монастыри Фессалии, Метеорские монастыри и расположенные на острове Парос связаны между собой естественными узами, пусть они собираются вместе и имеют централизованное управление. Его можно развить, взяв за образец святогорскую систему, в своего рода Священный Кинот.

Расширенные заседания игуменов и монахов, проводимые по инициативе монастырей, приведут к большему их знакомству, принесут добрые результаты.

Заключение

В заключение позвольте поблагодарить вас за предоставленную мне честь произнести эту речь, а также признаться, что очень волновался утром, во время первого моего выступления и после него. Я не хотел говорить сегодня на эту тему и три раза по телефону просил освободить меня от столь тяжкой обязанности. В конце концов вчера я принял решение. Зачем же я хотел отказаться, спросите вы.

Может быть, потому, что я вовсе не хотел говорить о том, что, к сожалению, было, есть и будет всегда в Церкви. А может, потому, что у меня нет реальной надежды на возрождение мужского монашества в Греции и восстановление канонического управления. Или от того, что в нашу эпоху житейские бури оказываются более жестокими, чем морские и оставляют за собой руины равноангельского жития.

В то время, как мы ждем любви и заботы от нашей Церкви к тому, что составляет ее нервы, ее хребет, как об этом писал блаженной памяти наш старец Дионисий Триккский (+1970), мне кажется, что сейчас Церковь похожа на некую птицу, которая не признает своих птенцов, не доверяет им, не переживает за них.

Безусловно, я прекрасно осознаю, что не имею ни малейшего права так говорить. И только сегодняшняя наша встреча, произошедшая впервые за историю последних веков в нашей Церкви, быть может, рассеет заблуждения и сплетения моей фантазии.

Вероятно, прошли те времена, когда в домах благочестивые люди совершали всенощные бдения и службы, когда семьи читали месяцесловы, когда дети учили жития святых и почиталось за благо оказать гостеприимство смиренному и оборванному монаху; когда многие «молодые и ещё несовершенные разумом», по слову святого Григория Нисского, вступали на путь подвига девства и монашеского жития. Наверное, я устал, но когда я вижу, что сегодня на нашей родине мужские обители можно пересчитать по пальцам не двух рук, но одной, я не могу скрыть своего горя.

Что же, нам сложить руки? Нет. Бог нам вверил это дело, наш крестный путь. Он нас почтил, и мы должны ответить на Его ожидания. На стенах Иерусалимских, по слову пророка (см. Ис. 56, 4-5), уготовано особое место для евнухов, последовавших путем девства. Итак, это место на стенах Иерусалимских ждет нас. Дело это немалое, но нам вверил его Господь. От нас же требуется только одно — сохранить верность.

Об организации внутреннего устроения монастырей Элладской Церкви

Для меня это великая честь и удобный случай, но в то же время и историческая ответственность, благословение и послушание для членов настоящей синодальной комиссии — работать над подготовкой Устава внутреннего устроения греческих монастырей, то есть стоять у истоков возрождения греческого монашества, составлять «канонические положения для общежительных монастырей Востока», выявлять необходимые для соединивших себя с Богом, блаженных по избранию монахов, средства к достижению добродетели.

И поскольку предоставляется эта возможность и удобный случай, они не должны пропасть, сегодня, когда Церковь заботливо взглянула на высоту этого жития вне суетных попечений, на эту Божественную помолвку — монашескую жизнь.

Прежде, чем исследовать тему составления Устава, мне бы хотелось, во-первых, совершить краткий экскурс в прошлое и дать вам обзор уставов православного монашества, сделать на их основании определенные выводы; во-вторых, рассмотреть цели обсуждаемого нами Устава, выявить трудности, которые могут возникнуть в ходе работы; в-третьих, обсудить основные положения Устава.

Исторический экскурс

Всякое братство людей Божиих, избранных Самим Господом, вдохновляется Духом Святым, но при этом неизбежно руководствуется Богом начертанными законами.

Так, Моисей оставил сынам Израилевым Закон, полученный от Самого Бога. После этого Иисус Христос повелительно передал новому Израилю Свои заповеди, которые восполнили Закон, а апостолы в своей проповеди распространили и разъяс-нили эти заповеди. И через них говорил Дух Божий (см.: 1 Кор. 7, 40). От апостолов дошли до наших дней так называемые «Апостольские постановления».

Антоний Великий, позднее, услышав в храме апостольский призыв и восприняв его как обращенный лично к нему, оставил мир и предпринял первую попытку собрать воедино рассеянных повсюду отшельников, для которых стал возлюбленным учите-лем. Ему приписывают восемьдесят правил, которые соответствовали ему по духу и являлись итогом жизненного опыта тех первых учеников пустыни. В начале этих пра-вил сказано: «Я записываю правила, которые глаголет моими устами Господь».

Святой Пахомий, последовавший апостольским путем вслед за Антонием, собрал вокруг себя притяжением действующего в нем Духа тысячи монахов и устроил первые общежительные монастыри, которым передал несколько более пространные правила. В своем окончательном виде они достигают числа ста девяносто четырех. «И так, согласно житию, он установил им образец безупречный и составил душеполезные предания от Божественных Писаний». Они начинаются так: «Устав отца нашего Пахомия, человека Божия, который основал общежитие монахов по повелению Божие-му».

Этот устав был составлен на основании первого опыта общежительного монастыря, по Божиему повелению и воплощал заповеди Священного Писания. Вероятно, поэтому и существует предание о получении Пахомием правил от ангела на медной пластинке. Правила Пахомия имели законодательный, но вместе с тем и духовный характер.

Василий Великий произвел дальнейшую систематизацию монашеских канонов и в своих «Пространных и Кратких монашеских правилах» дал им более философский, духовный и выразительный характер. С тех пор все составители уставов ориентиро-вались главным образом на правила Василия Великого.

Особенно часто уставы составлялись ктиторами монастырей — так называемые «ктиторские уставы», или «завещания». Приведем несколько примеров:

«Устав, и предание, и закон лавры святого Саввы» (написан в начале VI века; дошедшая до наших дней редакция устава датируется XI веком);

«Завещание преподобного Феодора Студита» (+826);

«Канонические начертания общежития восточных монахов» аввы Кассиана (420-424);

«Устав преподобного Венедикта» (535 г.);

«Типик преподобного Афанасия Афонского» (+1004), датируется 970 г.;

«Изложение и начертание жизни монахов в монастыре Пресвятой Богородицы Евергетиссы, написанное Тимофеем, вторым ктитором» (датируется ок. 1065 г.);

«Завещание Михаила Атталиата» (1077 г.);

«Завещание преподобного Христодула на острове Патмос»(1091 г.);

«Тайное завещание» его же (1093 г.);

«Устав монастыря Пресвятой Богородицы Кехаритомени, написанный госпожой Ириной Дукеной» (время создания предположительно определяется немногим ранее 1118 г.);

«Устав монастыря Пантократора, императора Иоанна II Комнина» (1136 г.) ;

«Устав монастыря Ареи, составленный Львом, епископом Аргоса и Навплиона» (1143 г.);

«Устав монастыря Спасителя в Мессине на острове Сицилии, написанный преподобным Лукой, первым его игуменом» (t 1149 г.);

«Устав Исаака Комнина для монастыря Космосотира» (1151-1152 гг.);

«Устав монастыря святого Маманта, составленный монахом Афанасием Филантропином» (1158 г.);

«Устав святого Саввы, первого архиепископа Сербского» (ок. 1195 г.);

«Устав-завещание Нила, ктитора монастыря Пресвятой Богородицы Махера» (1210) ;

«Устав монастыря Архистратига Михаила, написанный Михаилом VIII Палеологом» (ок. 1280 г.);

«Устав Афанасия Метеорского» (ок. 1380 г.), сохранен его биографом, метеорским монахом, современником преподобного;

«Уставная грамота Святой Горы» (1926 г.) ;

«Устав монастыря святой Екатерины на Синае».

Наблюдения и выводы

Изучая эти уставы, мы можем сформулировать наши наблюдения и сделать некоторые выводы.

1. Во всех уставах предполагалось наличие одного лица, стоявшего непосредственно во главе монастыря, и единого для всех опыта жизни внутри одного монастыря.

Устав был написан основателем монастыря. От него зависела духовная жизнь обители. Он являлся вдохновителем и «оком» братии.

Устав являлся результатом и следствием опыта жизни монахов, для которых он предназначался.

Устав вручался определенной духовной семье, со своей особой духовной жизнью, благочестивой и богозданной атмосферой. Непременно учитывались особенности той реальной действительности, в которой находилась эта монашеская семья.

Устав — это то предварительное условие, которое необходимо для жизни монастыря, описание жизни монашеской общины. Это сама жизнь монастыря, четко изложенная на века, то жизненное пространство в котором вращалась братия.

2. Все уставы в основном повторяли один другой, но в деталях существовали различия.

Поскольку все они запечатлевали определенный обычай, то можно проследить, как различались монастыри в литургической практике, в своем служении, в замысле ктитора и т. д. До нас дошли и всеобщие уставы, составленные Святыми отцами: например, постановления и правила Василия Великого, канонические правила Кассиана, уставная грамота Святой Горы, предписания Отцов Церкви для монашества, которые всегда предусматривали существование специальных правил для конкретных монастырей.

Монахи каждого монастыря по послушанию отцу-игумену монастыря создавали некую монашескую традицию, которая записывалась, закреплялась и сохранялась в монастырском уставе.

Появление нового устава при существовании старого воспринималось как нововведение и не достигало своей цели.

Итак, каждый монастырь имел свой устав, который, разумеется, не противоречил канонам и монашеским традициям.

3. Устав, основанный на опыте братии, имел абсолютную силу и авторитет Божественного установления.

Монашеская община воспринимала устав как откровение Божественного закона.

Знание устава было обязательным для монахов, и он читался во время трапезы во всеуслышание.

Устав должны были, помимо его составителя, подписать братия, Патриарх, император и полномочные власти для подтверждения его действительности. Таким образом, он был уставной грамотой монастыря, почитаемой всеми, руководством к ежедневной жизни монахов, живым гласом Божиим.

4. Этим своим значением устав:

а) добивался в первую очередь обеспечения безопасности монастыря и его самоуправления;

б) упорядочивал его внутреннюю жизнь;

в) главной заботой каждого составителя устава было достижение надежного ведения монахами духовной жизни, стабильности в управлении, экономике, а также в самостоятельности. Приведем известную фразу царского устава монастыря Панто-кратора в Константинополе, которая часто повторяется почти дословно во всех уставах: «Монастырь да будет свободный во всем и не подчиненный никакой власти, никому из властителей, но самоуправляющийся, сам владеющий собой и господствующий над собой, не… церковной властью, но только сам распоряжающийся собой по своей воле и власти».

Автономия не является первопричиной духовной жизни и процветания монастыря, но при этом не подлежит сомнению, что ни один монастырь не достиг расцвета без самоуправления и автономии, и там, где она была ликвидирована, там и монашеская жизнь быстро разрушалась, и вместо духовной жизни появляется административное управление.

В процветающем монастыре всегда был один старец, один авва, один игумен, «личность, заменяющая Спасителя».

Патриарх, митрополит и Священный Кинот на Святой Горе вмешивались в дела по просьбе монахов или по каноническому праву в исключительных случаях, когда монашеское государство претерпевало разного рода потрясения, нарушалось его устройство и попирались монашеские установления.

5. С другой стороны, устав определял порядок внутренних и внешних связей монахов, предупреждал возможность раздоров и скандалов. Он становился вспомогательным правилом, «содействующим братии в ее немощах», снисходитель-ным руководителем человеческой слабости, а также критерием, зеркалом и двигателем духовной жизни. Устав был не юридической конструкцией, но началом, сохраняющим и творящим евангельскую духовность и обеспечивающим предпосылки евангельского совершенства.

Трудности в деле создания единого устава

Пользуясь этими сведениями, мы можем предвидеть некоторые трудности в деле создания единого устава для всех монастырей Греции.

Однако такие уставы существуют в других Поместных Церквах — в Сербской, Румынской и других. Священный Синод Элладской Церкви в 1932 г. издал «Положе-ние и Устав греческих монастырей». Однако он нигде не был применен и не мог быть применен. Новый обсуждаемый устав не должна постигнуть та же участь.

Итак, необходимо сначала рассмотреть трудности, которые могут возникнуть.

1. Обсуждаемый устав составляется не для братии одного монастыря на основе жизненного опыта одной обители, но для разноликого монашеского мира как модель устроения всех монастырей, каждый из которых имеет свою историю, свой путь, свои интересы, свою собственную духовность, воспитание и образ мыслей.

1. Устав составляется в эпоху духовного упадка и кризиса монашества.

Греческое монашество переживает сейчас не лучшие свои дни, если посмотреть не на его численность, но на наличие страстного стремления ко Христу, жажды ежедневного покаяния, «сознания мучеников», апостольского духа, евангельского совершенства.

Надо признать следующее: наш народ, хотя еще и верующий, не стремится к высшим идеалам христианства, к стяжанию Духа, к напряженному ожиданию Цар-ствия Небесного. Наше время не думает о монашеских идеалах, в нем просто нет места монастырям.

3. Мы принимаем во внимание недостаток способных и духовных людей, кото-рые бы смогли привести наш устав в жизнь, вводя его в уже существующих или в новообразованных монастырях и беря за основу этот устав при составлении уставов своих монастырей.

Многие нынешние духовные личности-лидеры направляют свои силы в другие области церковной деятельности. Преосвященные митрополиты не противятся тенденции развития монашества, но они вынуждены по роду своего служения уделять большее внимание иным попечениям и в силу этого не могут, несмотря на доброе расположение, оказывать реального содействия монастырям.

4. В нашей Церкви изменилось понимание монашества.

Это происходит либо по причине незнания сущности института монашества, либо из-за неясных впечатлений, упадка состояния монашества, изменения направления мыслей в Церкви. В результате монахи не пользуются уважением и доверием у народа. Поэтому их участь не трогает сердца церковных людей, духов-ников и клириков в целом.

Некоторые люди с почтением относятся к отдельным монахам и к безбрачию как началу их жертвы в Церкви. Но в целом монашеская жизнь в сознании людей не рассматривается как самый высший дар Бога, как избрание «благой части» (Лк. 10,42).

Нет более той традиционной веры в монашество со стороны Церкви. Ее сменил некий интерес к нему, выражающийся в желании ограничивать и исправлять его. Обычно монашеская братия составляет некое бессильное целое. А если оно подает хоть какие-нибудь признаки жизни, то легко вызывает подозрение, что это новая Церковь в Церкви. Стремление монашества к какому-либо самоуправлению и самостоятельности, по древнему обычаю, и вовсе истолковывается как желание попрания церковного порядка и дисциплины.

5. В силу вышеперечисленного существует недоверие к различным церковным указаниям и со стороны монахов. При составлении устава внутреннего устроения обителей мы обращаемся к людям, которые нам не доверяют. Они не отрицают нашего доброго расположения, однако смотрят на нас с некоторым сомнением; и если мы станем порицать их за такое отношение, это отнюдь не разрушит существующую между нами стену. В сердцах монахов мы встречаем глубочайшее противление, которое не может быть нейтрализовано законами, но только жертвами с нашей стороны. Монахи — это чада святой Церкви, чада верные и любимые, которые нуждаются в особой заботе с нашей стороны и понимании своеобразия монашеской жизни.

Цели и задачи устава

После всего сказанного, естественно, возникает вопрос: какая необходимость в том, чтобы новый устав был поставлен на голосование? Что может послужить основанием для его существования?

Ответ — необходимость выхода греческого монашества из «рова преисподняго», в котором оно находится, внутреннее желание Матери Церкви возвысить его, смирение, жертвенность, совокупность наших стремлений создать необходимые условия для монашествующих. Все это наводит нас на следующие размышления.

1. Устав должен быть претворением в жизнь церковных канонов, касающихся монашеской жизни.

2. Он не должен стать законом в ряду других законов, новой обузой, новым порядком, который монахи должны будут хорошо заучить в случае, если они сегодня хотят быть монахами. Он не должен быть систематическим и детальным перечисле-нием прав и обязанностей, но живым воплощением, современным отражением святых канонов, которые были установлены Церковью на протяжении веков, Церковью, внимающей проблемам монашества как плоти от плоти ее.

3. Устав не должен выходить за рамки канонов, но эти каноны нужно вставить в канву нашего времени. Сей свод положений нуждается в ясности изложения, должен быть всеобъемлющим, написанным крупными буквами, и побудить каждый действующий или только открывающийся монастырь к выработке своего собственного устава, учитывающего местные особенности и условия, историю, перспективы, уровень духовности монахов. Устав ни в коем случае не должен ограничивать братию монастырей, вызывать отторжение с их стороны, но побуждать к жизни. Это некий план, который охватывает основные понятия, предоставляет свободу и пространство для разнообразных форм монашеской жизни.

4. Он, составленный на основе Евангелия и преданий Святых отцов, должен быть видоизменением устава внешнего и служить опорой для устава каждого монастыря, отражением жизни братии, плодом богословствующего сердца.

5. Таким образом, любой ведомый Святым Духом монах, который сможет и захочет помочь возрождению и укреплению своего монастыря, не только не встретит препятствий, но сможет получить применение своим способностям и животворить свою обитель с помощью от Бога ему данных дарований. Для таких монахов, которых Церковь должна бы искать повсюду, этот устав не станет тормозом, но они для него будут закваской, пусть небольшой, но способной поднять все тесто. Такие насельники пусть получат возможность работать в соответствии со своими личными возможностями.

6. Устав должен усилить общежительный образ жизни и истолковать его значение.

Необходимо освободить общежительные монастыри от устаревших представлений эпохи упадка, от незнания истоков монашества и явить красоты духовной жизни, которые увлекут сердца возлюбить Господа. Нужно истолковать смысл этой красоты, чтобы она могла, восстановив свою силу, наполнить собой брачный чертог Христов.

Сегодня большинство монашеских уставов похожи на мирские и содержат в себе темы, связанные с практической жизнью.

Обожение — вот тот центр, вокруг которого вращаются мысль и сердце монаха. Устав, следовательно, должен стать текстом духовным, а не только юридическим, текстом, призванным пробуждать сердца монахов и подвигать их к духовной брани, так, чтобы они были прикованы к созерцанию Царствия Божия и жили исключительно ради одного — обожения. Следует подчеркнуть значение истинной общежительной жизни, явленной в послушании и повиновении, в нестяжании, в молитве и занятиях, в исповедническом убеждении и стремлении ко Христу. Пусть этой жизни помогает богословское и мистическое понимание и переживание тайны посвящения Христу и литургической жизни.

Общежитие должно снова стать «небом на земле» и «Богом собранным собранием», подобным апостольской общине.

Нужно восстановить и индивидуальный подход к подвигу. Личность не должна быть подавлена, личное начало необходимо поощрять, а человека — понимать. Монахи, исполняющие разные послушания, пусть знают, что они одинаково служат Богу, однако единство братии должно укрепляться, необходимо поддерживать живую духовность. Общежитие должно вновь начать наполнять Церковь святыми.

7. Устав должен решить проблему урегулирования связей монашеского управления и церковной власти и предоставить каноническую автономию монастырям.

Каждый монастырь необходимо признать особой церковной семьей, со своей собственной жизнью и порядком, традициями и занятиями. Монастырь не является государством в государстве, да и неполезно воспринимать его как некий околоцерков-ный орган по причине его своеобразного характера и жизни. Монастырь — это подлинная клетка церковного организма, и в соответствии с его духовностью, жизненностью, потенциалом и работой можно при помощи устава уяснить некие детали и склонить Церковь прислушаться к мнению, исходящему из стен обители.

Во всяком случае, уже в обсуждаемом уставе нужно будет, с одной стороны, установить основы и предпосылки упорядочения проблем руководства в монашестве и финансового управления в соответствии с духом священных канонов и многовековой монастырской традицией. С другой стороны, Церковь сможет пресечь антиканоничес-кие действия монастырей и нарушения монашеских установлений с помощью этого устава.

Общие положения устава

В обсуждаемый устав должны будут входить следующие разделы:

1. Цель и служение общежительного монастыря.

Следует подчеркнуть общую цель всех монашеских общин — спасение души, а также отвести особое место для целей частных и для миссионерского служения как приношения миру, предусмотренного уставом каждого монастыря.

Например, всегда существовали монастыри со своими особенностями в неусы-пающем славословии, созерцательной жизни, служении бедным, в больницах, богадельнях, гостиницах, детских школах и мастерских и т. д.

2. Управление и организация братии.

Главным в управлении является восстановление власти игумена, канонический способ его избрания, назначение монастырского совета, ибо, согласно Василию Великому, основным началом является «все в монастыре делать с советом лучших братий», потому что «спасение есть во многом совете».

Если есть возможность, нужно организовать и совет из представителей разных монастырей. Этот орган может быть весьма полезен.

3. Экономическое управление.

Нужно обеспечить безопасность монастырского имущества и полную автономию монастырского управления под контролем Церкви.

4. Испытание и принятие монахов, критерий их пригодности в общих чертах.

5. Внутренняя жизнь монахов.

Ежедневная жизнь монахов.

Послушания монахов.

Обеспечение мира и любви.

Служение. Молитва. Занятия.

Труды. Безмолвие. Послушание.

Православное сознание.

Духовность монаха.

Постановления о наказаниях.

6. Внешние контакты монахов.

Родственники монахов.

Гостеприимство.

Посещения, выходы из монастыря.

Отношения с противоположным полом.

Милостыня.

7. Вопросы управления владениями, зависящими от монастыря.

Подворья.

Монахи, живущие отдельно.

Богоугодные заведения и т. д.

Заключение

Таким образом, у нас есть проект обсуждаемого устава внутреннего устроения обителей, который основан на сложившейся ранее монастырской традиции и опыте. В нем также учитывается современное положение вещей.

Должно в муках рождать дух спасения, ибо мы обсуждаем жизненно важные для монаха темы. Монах в этом мире являет Царствие Божие, проповедует истину, соучаствует в жизни Христовой.

Мы восхищаемся благородством душ, отказавшихся от мира и стремящихся к Богу, призывающих Его, рыдающих о возрождении падшего естества и о слиянии с Богом.

Всякая такая душа и ныне, как и прежде, вопиет к нам: Если что можешь, сжалься над нами и помоги нам (Мк. 9,22).

http://apologet.spb.ru/ru/390.html